Несмотря на многочисленные прогнозы, после исчезновения собак зараза не перекинулась тут же на других животных. И даже люди оставались целы. Пока.
Из строя начала выходить техника, в первую очередь машины и другие транспортные средства. Они перестали заводиться. На стоянках возле подъездов стояли мрачные автовладельцы, в кои годы им пришлось открыть капоты собственных машин и заглянуть внутрь.
       Провода были на месте, свечи не промокшие, моторы блестели, и все было в полном порядке, но машины не заводились.
       А музыка в машинах при этом играла.
       Играли песни самые разные, ведь у каждого свои музыкальные предпочтения. Кто-то любит в машине слушать smooth jazz, кто-то Dio, кто-то песни с юморком под гитару, кто-то black metal, кто-то шансон, кто-то minimal techno, кто-то слушает радио, кто-то не может начать рабочий день без Pink Floyd, кто-то без  песни про вкусненький огурчик-помидорчик, которым перед последней ходкой угощала Тамара Ильинична, золотой души человек и волшебная женщина, хотя и замужем она за другим уже двадцать четыре года и скоро юбилей.
       Теперь все это играло одновременно, создавая  невообразимую какофонию, а также раскрывая окружающим скрытые предпочтения и желания переминающихся с ноги на ногу автовладельцев, усиленно пытавшихся превратить происходящее в шутку.
Так, например, выяснялось, что вполне приличный и скромный менеджер по продаже эксклюзивных обоев в семейную спальню и детскую слушает исключительно песни про уничтожение окружающего мира, полицейский – сентиментальные песни про античных философов-гомосексуалистов, а брутальная и скандальная тележурналистка – сборник песен из советских мультфильмов, любимой из которых является песня – «Может там за седьмым перевалом» за авторством Чичкова и Пляцковского  в исполнении Клары Румяновой из мультфильма «Шелковая кисточка». И каждый раз сворачивает к обочине, останавливается и плачет. Поэтому на ее машине так много царапин.
        Песня заканчивалась фразой из мультфильма – Ишь, распелась! А я лучше обойду.
        Но обходить было нечего и некуда. Музыка звучала отовсюду, как будто кто-то специально включил ее в режиме нон-стоп для того, чтобы люди, выбравшие эту музыку для собственного успокоения,  ее возненавидели.
        Вы же знаете, что самая любимая песня, если ее включат без вашего ведома и начнут повторять бесконечное количество раз, очень быстро покажется вам отвратительной. Еще спустя некоторое время вы ее возненавидите, а спустя еще некоторое время будете готовы убить не  только автора песни, но и любого, кто при вас о ней заикнется, не то что поставит.
       Или того, кто в этот момент находится рядом с вами, смотрит на вас и говорит – Вот, оказывается, что ты обычно слушаешь в машине, когда остаешься один.
       Расчет неизвестной программы был абсолютно жестоким и точным – ударить в тот кусок души, в котором человек остается наедине с самим собой и считает, что об этом никто не узнает. Ударить и предать это всеобщей огласке. Вызвав тем самым у людей ненависть, необходимость защищать свой внутренний мир и вполне логичное желание скрыть его от посторонних глаз путем убийства всех, кто смотрит и слушает.
      Люди начали истреблять друг друга.
      Не из-за борьбы за природные ресурсы и место под Солнцем, а из-за желания скрыть свои маленькие грязненькие секретики, которые внезапно сделались достоянием общественности.
      Спустя две недели улицы были завалены трупами.
      К этому времени начались холода, и трупы не гнили, а просто охлаждались.
      Еще спустя пару месяца они замерзнут, окоченеют и превратятся в наглядные памятники современной цивилизации.
      Ева все еще спит, а я все еще жду, пока она проснется и объяснит мне, что происходит.
      Мне кажется, что Ева ее не настоящее имя.
      Мне кажется – то, что она мне расскажет, меня не обрадует.