И снова выходя из подъезда, я споткнулся и упал, ударившись носом о костяшки собственных пальцев и проехавшись обеими ладонями по асфальту.  Как и вчера. Как и в каждый из последних тридцати дней.  В правую ладонь врезался мелкий камешек, а на асфальт из моего носа начали падать капли крови. По одной капле каждые две секунды.  Я зажал ноздри большим и указательным пальцем и перевернулся на спину. Для того, чтобы кровь перестала течь, надо полежать какое-то время на спине. Нет, есть, конечно, вариант, который часто любят использовать в фильмах для создания комического эффекта – когда расквасивший нос герой, слегка согнув спину, но при этом далеко назад запрокинув голову, зажимает нос большим и указательным пальцем и пытается куда-то идти мелкими шажками и как бы наощупь, колыхая пальцами свободной руки воздух перед собой. При этом он смешно скашивает вниз глаза, пытаясь отыскать верный путь, но все равно постоянно натыкается на все встречные предметы, а потом и вовсе падает в какой-нибудь открытый канализационный люк, если дело происходит на улице, или в разрытую могилу, если по сюжету фильма его каким-то образом занесло  на кладбище. Разумеется, все это только в том случае, если мы имеем дело с комедийным фильмом. Если же речь идет о драме, то героя, скорее всего, собьет машина, за рулем которой будет сидеть главная любовь его жизни, начавшая слепнуть. В случае мелодрамы, попав под машину, герой все-таки останется жив.
                 
                  Нет уж, спасибо. На кладбище меня, конечно, не занесло, но сломать шею в канализационном люке мне тоже не очень-то улыбается. Поэтому я спокойно полежу на спине перед подъездом, пока не перестанет идти кровь, посмотрю на небо и плывущие по нему облачка и буду надеяться, что ни одна из местных собак не решит справить на меня малую нужду. Собаки, кстати, это умеют. Как-то раз незнакомая собака помочилась мне прямо на ногу. Я стоял возле фонарного столба рядом с автобусной остановкой и читал приклеенное на него написанное от руки объявление о продаже «практически новой» стиральной машинки 1987-го года выпуска. Объявление так тронуло меня чем-то,  что трудно объяснить словами, что я перечитывал его, наверное, уже в сотый раз и пытался представить себе человека, написавшего это объявление и не поленившегося расклеить его возле остановок.  Я ничуть не сомневался, что читаемое мною объявление – не единственное. Было ли это объявление последним жестом отчаяния в связи с катастрофическим материальным положением? Или  своеобразным способом знакомства для человека, не пользующегося интернетом? Или зашифрованное шпионское послание, понятное лишь тому, кому оно адресовано?
                 
                  У меня такое часто бывает  - когда что-нибудь меня по настоящему завораживает, я замираю на месте в неподвижной позе, в буквальном смысле уподобляюсь изваянию и могу стоять так до тех пор, пока не развисну.  Иногда целый день. Собственно, собака этим и воспользовалась. Из ступора меня вывело ощущение намокающей штанины. Поскольку при всех своих странностях и склонности к вхождению в ступор, я все же не полный даун, то сообразил, что штанину намочил не я сам. В таком случае влажность начала бы чувствоваться в районе бедра, в нынешнем же случае – я намокал явно ниже колена. Заставив себя оторвать взгляд от необычного объявления, я опустил голову вниз и увидел его. Он стоял на трех лапах, задрав четвертую и обильно поливал мне брюки бойкой струей желтого цвета; при ударе в штанину струя слегка вспенивалась, и эта белая пена сползала по штанине вниз, оставляя белые разводы. Смотрел он при этом прямо на меня, задрав голову и совершенно не мигая. Впрочем, когда мы столкнулись взглядами, он моргнул. Я не очень хорошо разбираюсь в породах собак, можно сказать, вообще не разбираюсь, но одно могу сказать точно – он был породистый, мелкий, гладкошерстный, с мерзкой, сморщенной мордой и круглыми глазами, мопс – не мопс, не знаю, как это называется. Мне бы он не понравился, даже если бы не стал так нагло на меня мочиться при окружающих.
                 
                  Кстати об окружающих. Помимо меня на остановке было два человека – он и она. Он постарше, она помладше. Ему около 60-ти, ей лет восемь.  Если бы они разговаривали друг с другом, их можно было бы принять за дедушку и внучку, но они не разговаривали и сидели на двух разных концах скамейки. Но вот выражение лица у них было абсолютно одинаковое, в нем не было ни интереса, ни удивления, ни радости, ни возмущения, они просто сидели и смотрели, как это паршивый пес гадил мне на ногу. Все это время сидели и смотрели. Я, конечно, понимаю, что и сам не сразу среагировал, но я-то не видел, я читал объявление, но они-то все видели. Видели и посчитали, что это нормально. Я бы, конечно, мог сказать, что впадая в ступор, я некоторым образом проецирую его на окружающих, которые в свою очередь тоже впадают в ступор, но это была бы неправда. И пес этому прекрасное подтверждение, он никуда не впадал и ниоткуда не выпадал. Он спокойно доделал свои дела, повернулся ко мне остатком хвоста, зачем-то пару раз копнул в мою сторону задними лапами, заронив подозрение, что может он на меня не только помочился, и весело убежал под деревья.
                 
                  В подъехавший автобус я не стал заходить, и автобус уехал без меня, а я отправился обратно домой, так и забыв оторвать телефон с объявления о продаже почти новой стиральной машинки выпуска 1987 года и упустив возможность выяснить, что же побудило человека написать рукописное объявление с таким странным, как мне тогда казалось содержанием. А еще меня угостили грушей. Там же у столба ко мне с извинениями подбежала собачья хозяйка и сообщила, что пес, как ей кажется, принял меня за неподвижный столб. Она все это время покупала овощи рядом в палатке и сама не сразу поняла, что именно происходит, потому что думала, что пес гадит на столб. В качестве знака примирения она угостила меня грушей.
                 
                  Это было ровно тридцать дней назад, и с тех пор каждое мое утро начинается с того, что выходя из подъезда, я спотыкаюсь, лечу вниз, разбиваю нос о костяшки собственных пальцев и сдираю кожу на обеих ладонях.  Одно я сейчас могу сказать точно, в тот день возле столба на остановке моя жизнь кардинальным образом изменилась. Было ли это связано с объявлением или с помочившейся на меня собакой, или с полученной в качестве моральной компенсации грушей я точно сказать не могу, хотя все больше склоняюсь к тому, что все эти события были напрямую связаны. Точно так же я не могу сказать, изменилась ли моя жизнь в лучшую сторону, или в худшую; скорее она изменилась в другую сторону. Впрочем, обо всем по порядку.